Вячеслав Рогожкин: «Критика – это залог роста. Нет критики – нет роста на любом уровне»

Вячеслава Рогожкина в 90-х в Тамбове знал практически каждый. Его ежедневно наблюдали на экранах телевизора, а газету «Тамбовские губернские ведомости», издававшуюся под его редакторством, в нашем городе до сих пор считают легендарной и рассказывают о ней на журфаке. Но в 2000-х имя журналиста неожиданно «пропадает с радаров». И вспоминают о нем лишь через шесть лет, когда Вячеслав приезжает в Тамбов снимать кино. И не просто кино, а с самим Пьером Ришаром. Именно тогда Рогожкин заявил о себе в новом амплуа. И вот уже больше 20 лет мы смотрим его работы по федеральным каналам, сами того не подозревая.  «Охотники за бриллиантами», «Крик Совы», «Степные дети», «Прошу поверить мне на слово», «Пуля Дурова» — лишь некоторые из них. Что же заставило тамбовского журналиста на заре своей карьеры уехать из родного города и начать снимать кино? На эти и другие вопросы редакция узнала ответы у самого Вячеслава в один из редких его визитов на малую родину.

-Вячеслав, к тому времени, как Вы уехали из Тамбова, у Вас накопился огромный опыт в журналистике. Однажды в своем интервью Вы сказали, что больше не видите смысла в журналистике, но ведь когда-то же Вы выбрали это ремесло. Что заставило Вас разочароваться в этой профессии?

— До нашего с коллегами увольнения из телекомпании «Полис» мы выпускали 25 авторских программ, не считая трансляций с футбола и хоккея. В городе было более 15 газетных изданий, несколько телекомпаний. Общественная и культурная жизнь города бурлила. Новостийщики не успевали на все мероприятия областного центра. Понимаете, для общественных деятелей, актёров театров, спортсменов, врачей, учителей, важно, чтобы их работу освещали. Новостийные сюжеты дня них больший стимул для работы. Но в начале нулевых что-то сломалось. Стали исчезать газеты, телекомпании. Региональная журналистика стала лояльной во всём, а ведь критика – это залог роста. Нет критики – нет роста на любом уровне. Перестраховка властей привела к тому, что общественная и культурная жизнь в регионе затихла. Решение уйти из журналистики было решением не одного дня. Сработал накопительный эффект. Когда я увидел в плане телекомпании, что журналисты должны отправиться на «Праздник зубной щетки» в детский сад, и это главная новость дня, я понял, что это предел.

— Неужели у региональной журналистики нет шансов?

— Ренессанс всегда случается. Наверное, на каком-то этапе что-то родится вновь, но для этого нужно постараться возродить общественную жизнь. Люди уезжают из области, потому что элементарно нет рабочих мест. Если в сегодняшней ситуации мы начнем возрождать работу хотя бы заводов, которые здесь существовали раньше, и, к примеру, принимать оборонные заказы, жизнь закипит. А это значит, что будут нужны и газеты, и телекомпании, и театры, и т.д. Сейчас запроса на это нет.

О кино

В киноиндустрии, которая окончательно и бесповоротно захватила бывшего журналиста, стояли совсем другие задачи. Но журналистика в тот момент дала начинающему тогда сценаристу огромное преимущество. Хотя начинать с нуля все равно было сложно.

— Бывшая профессия дала Вам какие-то преимущества в работе сценариста?

— Вне всякого сомнения. Маленький пример, начиная писать сценарий, я знал, чем отличаются уголовные дела, которые расследует полиция, а какие следственный комитет. Для многих моих коллег это тёмный лес. За плечами были десятки интервью с оперативниками, следователями, сотрудниками спецслужб. Многие рассказы сотрудников правоохранительных органов стали прообразами моих будущих детективов.

— Как из всего информационного пространства вычленить те образы, которые будут откликаться у зрителя?

Журналистика научила не только добывать факты в море информации. И, что ещё важно — моя бывшая профессия научила слышать людей.  Образы, сюжеты — они повсюду, главное уметь услышать, увидеть. Но услышать и увидеть — это половина дела, важно уметь переосмыслить и рассказать. Ведь главная задача сценариста и режиссёра — донести. И донести увлекательно до зрителя историю, которую никто до сих пор не читал в газете, не смотрел по телевизору.

— Почему люди до сих пор любят советское кино?

— Советское кино снималось по другим критериям. Тогда над картинами работали от года до двух. В день снималось по одной минуте экранного времени, а то и меньше. Сейчас кинокомпании ни при каких условиях могут себе такое позволить. Я сейчас завершаю работу над историческим сериалом «Высшая мера» (12 серий, НТВ). Так вот – дневная выработка около 10 минут, весь проект 60 дней. И это ещё считается неплохими условиями. К сожалению, сейчас производство сериалов и полных метров – поток.

— Именно по этой причине российское кино не признано мировым зрителем?

— Чтобы владеть миром, нужно владеть умами. Американцы, чье кино считается эталоном, сделали из кинематографа визитную карточку своей страны. С его помощью они рассказывают про Америку, которой не существует в реальности. В нетуристической Америке дороги мало чем отличаются от тамбовских. Но если бы мы вкладывали такие же деньги в кино, как они, то и к нам бы стояли толпы иммигрантов за русской мечтой.

— Почему в России принято показывать жизнь не с лучшей стороны?

— Особенности ментальности. Почитайте нашу классику – мрак беспросветный. Этот настрой перешёл и в авторский кинематограф. Американцы же бесконечно врут. У нас же подобной подход в творчестве называют пропагандой. «Американский подход» был небольшой период времени и у нас. В сталинские времена на агитках жители всех стран видели красивых мускулистых мужчин, «сталинских соколов», страну, которая порвёт всех в клочья. Поэтому Советский союз все и боялись, и любили, но будем честны, СССР с плакатов и реальность — не одно и тоже. И это, мягко говоря. Понимаете, о чем я? Не представляйте Америку по Голливуду. Следовать за США или возвращать сталинские времена не надо, но предаваться унынию тоже не стоит. Тем более — это грех, один восьми самых больших.

— Новая этика в кино: как вы к этому относитесь? Придет ли к этому российская киноиндустрия?

— Плохо. Половину западного кино невозможно смотреть из-за этого. Почему условный тамбовчанин обязан ходить с радужным флагом, почему условный воронежец должен становится на колено перед афроамериканцем? У нас рабство? Странно всё это. Как-то наш президент ответил западному журналисту, что не представляет себе брак геев в Грозном. Я, знаете ли, тоже. Я и в Тамбове его не представляю. А феминизм? Хотелось бы внятно понять, чего хотят современные феминистки. Читал интервью лидеров движения – так и не понял, за что они выступают. А хорошее кино само по себе толерантное.

О жизни

— Если бы Вы писали сценарий своей жизни, в каком он был жанре?

— Наверное, драма. Она не подразумевает смерть, она подразумевает внутренние переживания. Это такая неровная территория со своими взлетами и падениями, ошибками. Конечно, в ней есть и элементы комедии, в том числе. Но я уверен — жить прошлым нельзя, его надо любить, уважать, помнить, а жить надо только настоящим и будущим.

— В одной из первых Ваших картин «Парижане» сюжет строится на том, что главные герои возвращаются на малую родину по разным причинам. Что должно произойти, чтобы вы поступили, как они?

— Такой сюжет маловероятен. Все кинематографические дороги ведут в Москву, а без кино я своей жизни не представляю. Впрочем, в Тамбове есть театр. Приеду с постановкой, если позовут.